Я его поправила и поднимаю, потому что потому.

*

Разлепляет глаза и секунду смотрит: я посреди нигде.
Он дрейфует в собственных мыслях об экипаже, о корабле; весь Звёздный Флот, рутину и бытовуху, своего старпома, - припоминает – смеётся - и поминает: недобрым словом.
Утром встаёт, натягивает свою тунику и глушит свет, недовольно щурится в коридоре: любой бы на миг ослеп.
Мальчик вступает на мостик и раздаривает улыбки; кивки в ответ, а от нервов зубы поводит, словно от пытки. Садится в капитанское кресло, обжигает синевой глаз.
- Взять курс до второй звезды справа, а дальше прямо - и в добрый час.
А мысли зудят, рассылая по телу глухую тревогу.
Он не боится уж нихера: ни боли, ни ада, ни бога. Он, чтоб доказать, что мир неплох, из самого пекла вернётся. А добрый доктор предупреждает, что друг его так убьётся. Доктор знает: внутри он продырявлен как херово решето.
- Не пошла бы ты нахуй, Вселенная, спасибо тебе за всё.

Он мысленно считает часы с его комы, геройства, смерти; в синих глазах мечутся искры, они же - усталые черти. Йомен прытко и четко: подносит ему с парой отчётов ПАДД,
Он расписывается, едва читая.
Время бежит назад.

*

Ты никому не нужен: ни в целом мире, ни в этом доме;
Маленький гений, чертов засранец, младшенький сын героя,
Пацан, ты во всей известной вселенной - меньше, чем просто пшик,
Никому нет дела до трепетной твоей молодой души.
Особенно до твоей души.

В тринадцать взрываешься, вниз срывает красный кабриолет.
(Ты ведь всегда был везучим ублюдком, с первых ногтей и лет)
Мама - где-то в другой системе, квадранте - едва ли охнет.
Так: один проживёшь, один повзрослеешь, один же сдохнешь.
И иногда ты думаешь, а вот бы и сдохнуть сразу же;
С малых лет приходится прорываться, биться, доказывать.
(Ты достоин лучшего, чем глухая сырая Айова,
Жизнь твоя - не пустая насмешка забытого бога)

Ты сцепляешь зубы и всё выжимаешь из ручки газа.
Милый мой, такие как ты - не должны принимать отказа.
Пусть в драке бутылкой голову разбивают - и поделом!
Ведь это уже не первый, не самый страшный твой перелом.

Жизнь закручивается вне восприятия человека,
Пока ты отвечаешь ей средним пальцем и горьким смехом,
Она тебя пинает, а ты блокируешь, отбиваешь,
А после: всегда встаёшь, отряхиваешься, выживаешь.

Улыбчивый Казанова с синими - само небо - глазами.
- Смазливый мальчик, чего тут спорить, мы всё это знаем сами.
Ты кулаки сжимаешь, на губах - улыбка, в глазах же лёд,
доказать им всем, кто на деле пустышка,
только ты б и смог.

Ты берёшься за дело, доктор ворчит, но остаётся рядом.
Ты и не думаешь: добрый друг, - но уж он-то с тобой, как с чадом.
Случайные связи равны признаниям: ты для них - целый мир.
Любовь, как и мир, - проходит, и от расставаний тебя тошнит.
Кто-то шепчет: да этот мир построен на крови, боли и лжи;
- Таких на деле не существует.
- Докажи это, докажи.

*
Он поводит плечами, как будто в отсеке дует,
А синева глаз сверкает: хуже уже не будет.
Мальчик проходит по коридору, да и едва ли смотрит, кивая с ясной улыбкой на лице молодом и бодром. У него под туникой вовсю заживает новый - на старом - шрам: за себя, за все долги со Вселенной, за Землю и за Вулкан.
Его провожают томными взглядами, шепчутся за спиной:
- Капитан спас нашу планету!
- Дважды!
- Да наш капитан герой!

Мальчик всю жизнь кидался вперёд, расшибая преграды лбом,
Внутри болезненно тянет, а он смеётся - и поделом!
Мальчик, весь - небо и золото, спаситель планеты и дня, тянет ворот, будто на шее затягивается петля, дёргает форму, вздыхает, проходит в двери в конференц-зал;
Встречает их взгляды и выдыхает:
всё-таки доказал.