Пост-День Чуда. Джек находит себя в Пекине, где один парнишка напоминает ему о смерти, времени и всяких таких вещах.
Оно же - мыслепоток, напавший на меня и грозящий вогнать меня в депрессию.
*
Предоставляю каждому судить,
кого здесь нужно просто посадить
на цепь и за решетку. Чудеса.
Не лучше ль будет отвести глаза?
И. Бродский
Земля двадцать первого века одета в железо и рвётся к звёздам. Люди всё ещё воюют друг с другом, всё ещё крутят колесо прогресса, люди – всё ещё люди. В двадцать первом веке они приходят к своему начальству и, как рыбаки по Гюго, говорят: исполни моё требование,
иначе я запущу тебе камнем в голову.
Джек влюблён в человечество, не смотря на все его изъяны.Джек влюблён в человечество, не смотря на все его изъяны.
Пекин встречает его липкой жарой, бесконечным потоком людей и смесью запахов, которые, кажется, не меняются здесь столетиями. Джек высится над местными, даже в простой рубашке и штанах – слишком приметен для туриста. Прелесть больших городов Китая, однако, как раз в том, что людям наплевать.
Он ходит в гости к ушастому парнишке, который сам держит небольшой ресторанчик в одном из традиционных китайских переулков. Стены внутри выкрашены красным, от этого с улицы ресторанчик выглядит как разинутая пасть каменного дракона, готового проглотить вас и не подавиться.
Джек заглядывает к парнишке – его зовут Йон Шэн – изо дня в день, принося с собой истории об Англии и Америке, о Шанхае, о будущем.
(Йон Шэн знает все эти истории с детства – Джек был здесь много лет назад - дела Торчвуда - и по пути свёл его родителей.)
- Слышал ли ты когда-нибудь теорию мгновенности? – спрашивает как-то Йон Шэн.
- Это что, буддизм? – Джек улыбается, глядя как солнце играет с чаинками в его пиале.
- Не существует материи или иной субстанции, - Йон Шэн поднимает палец, словно дурачась, - зато есть поток последовательных элементов. Согласно буддизму, мы, смертные, - он красноречиво смотрит на Джека, - воспринимаем мир как киноплёнку. Она крутится так быстро, что у нас создаётся иллюзия стабильной реальности.
Он резко щелкает пальцами прямо перед носом замершего Джека.
- А это кшана.
Ян Луо Ван – так зовёт его Йон Шэн, и смеётся в ответ на расспросы Джека, что это за имя.
- У тебя синие глаза, - говорит он после очередного вопроса, словно это объясняет всё на свете.
Йон Шэн молод и чист, как пустой лист бумаги. Джек может взять его с собой, исписать с обеих сторон, показать ему такой мир, который он, маленький житель огромного мегаполиса, иначе не увидит никогда.
Каждый вечер Джек почти зовёт его.
Когда Йон Шэн вдруг спрашивает о Дне Чуда, в нем нет и следа его беззаботной легкости, и Джек внезапно вспоминает: страна с самым большим числом населения быстро закрыла границы, грохнув вокруг себя настоящий железный занавес. В Лондоне они начали сжигать людей через несколько месяцев после Дня, в Америке – не прошло и месяца. Сколько времени потребовалось Китаю?
Никто не знает, что здесь происходило, и люди об этом не говорят.
Джек внезапно ёжится и обводит взглядом пустой зал ресторанчика. Йон Шэн держит его в одиночку. В самом начале он лишь упомянул, что оба его родителя ушли, и Джек сам не пожелал развить тему. Возможно, зря.
- Ян Луо Ван, - говорит Йон Шэн и чуть улыбается, но улыбка не достигает его глаз, - расскажи мне о Дне Чуда. Это ведь Торчвуд остановил его, верно? Почему это заняло у вас столько времени?
Джек вертит в руках пиалу с чаем и молчит.
Я назвался именем моего мёртвого друга, - думает он.
Я встретил того, кто любил и убил меня. Я считал его мёртвым много лет, - думает он.
Последняя из моих друзей предала меня, пытаясь спасти свою семью.
Мы спасли мир и убили Эстер Драммонд. Ей было двадцать шесть лет.
Джеку нечего сказать.
- Там, где я – всегда неприятности, Йон Шэн, - он натягивает улыбку – зеркалит выражение лица собеседника и слова - Гвен. – После Дня Чуда я был единственным смертным человеком на земле.
Он говорит это, а в горле у него пепел, песок и труха. Когда живёшь так долго, возможность забыть – благословение.
Йон Шэн кивает внезапно, словно два коротких предложения вмещают в себя всё: живых мёртвых; лагеря для сжигания людей; преступников, ушедших от наказания; людей, брошенных своими родными на попечительство несуществующей ещё системы; Эстер Драммонд.
В зале очень тихо. Йон Шэн не держит часов. Даже гомон улицы внезапно отдаляется, словно в уши набили ваты.
- Ты боишься смерти, Ян Луо Ван? – Йон Шэн больше не выглядит убийственно серьёзным, как полминуты назад; он тянется наполнить пиалу Джека чаем, наполняет свою.
Джек же стискивает зубы.
В течении нескольких невозможно долгих месяцев он спрашивал себя – каждый день спрашивал – случись День Чуда раньше, сумей Торчвуд протянуть чудь дольше, что бы тогда...?
Был бы он рад, останься все они в живых? Хотел бы он, чтобы они увидели свою планету такой?
Оуэн бы шутил, что остался без работы.
Тош бы корпела над проблемой, сжав губы в упрямую тонкую полоску.
Янто...
Янтоянтоянто.
Имя вертится на языке вкусом кофе и металла.
Лица мертвых друзей проносятся перед внутренним взглядом Джека, и он отстранено размышляет, в какой момент все эти люди заполнят чашу весов настолько, что бессмертие из соседней чаши сведёт его с ума?
Джек столько раз мечтал обернуться простым смертным, представлял как было бы просто спустить курок, что Благословение сбило его с ног. День Чуда заставил его осознать, насколько он не готов был поставить всё это на стоп и сойти.
- Боюсь, - кивает Джек, не притрагиваясь к пиале.
- Почему же?
- Привык жить, - на этот раз улыбка выходит искренней, пусть немного вымученной, но столько лет за пазухой сделают это с любым.
Йон Шэн осушает свою пиалу и хитро щурится.
- Поэтому я и зову тебя Ян Луо Ван.
Джек надломлено смеётся, ответ ускользает от него, он уверен, что слышал это имя раньше, но никак не может припомнить, по какому случаю.
Люди живут и люди умирают, - круговорот жизни в природе не замедляется ни на секунду.
Джек думает о мужчине с шальным взглядом и склонностью к театральности. На ум ему приходят звёзды, розы и сумасшедший премьер-министр Англии.
Джек усмехается.
Позже, много дней спустя, он внезапно вспоминает, кто такой Ян Луо Ван, и снова усмехается, на этот раз – с горечью. Возможно, Торчвуду стоило носить это имя.
***************
Синим в буддизме обозначают грозных божеств.
Теория мгновенности – Кваникавада – буддийское учение о мгновенности бытия и непостоянстве любого состояния.
Кшана – мгновение, время, за которое можно щелкнуть пальцами.
В буддизме глаза Бога Смерти проницают прошлое, настоящее и будущее, и он носит имя Яма. Он имеет три проявления: внешнее призвано оберегать практиков буддизма от внешних несчастий и невзгод; внутреннее – противостоит человеческим слабостям (страху или гордыне, например); тайное – действует на уровне инстинкта. Ян Луо Ван - 閻羅王 – Yanluo Wang – Бог Смерти в китайской мифологии.
Йон Шэн – 永生 – мужское имя, буквально означающее вечная жизнь.
@темы:
встречаются как-то два лыжника-дислексика,
Torchwood,
эмо-угол,
писуательство